Рассказчик Прохоров Сергей Михайлович

Ведущий Сорокин Игорь Владимирович

Дата интервью 14 сентября 2015

И.С.: Сегодня у нас 14 сентября 2015 года, Сергей Михайлович, да?

С.П: Серей Михайлович Прохоров.

И.С.: Сергей Михайлович нам рассказывает про 60-ые годы. Коломну. Жизнь в коммуналке. Ммм… Ну и о… Не знаю. Анекдоты того времени?..

С.П: И того, и какого хотите. Хоть более раннего периода.

И.С.: Да, Сергей! Ты с какого времени в Коломне? Ты родился здесь?

С.П: Я родился в Коломне. Родился 7 октября, 1953 года.

И.С.: То есть, детство пришлось как раз на 60-ые?

С.П: Да, детство пришлось вот на эти самые 60-ые годы.

И.С.: Ну тогда что ж, вспомним детство.

Название: Серёжа Прохоров в комнате
История / короткое описание: Серёжа Прохоров в возрасте около трёх лет стоит на фоне этажерки с детскими книгами. Справа видна детская кроватка с сеткой (чтобы ребенок не сваливался во сне). Одет в вельветовый комбинезон (шорты – нагрудник) и полосатую рубашку с отложным воротником и длинными рукавами.
Автор фотографии: Михаил Николаевич Прохоров
Дата: 1956 г.
Источник: Личный архив С.М. Прохорова
Адрес точки съёмки: Коломна, ул, Октябрьской революции, д. 144
Подпись на обороте: нет
Размер фотографии (ширина/высота): 9 Х 12 см

С.П: Вспомним детство? Интересная вещь. Потому что детство у меня было тяжелым. В том плане, что родители меня держали рядом с собой. И ни-ни! Куда-нибудь на улицу. То есть, эээ, это был дом. И вот я мог в доме, во дворе, в саду находиться. Но не за забор. Не дай Бог. Ну, естественно, водили гулять. Водили гулять в парк. Запрудский парк был напротив. Водили гулять на речку. Тоже достаточно недалеко. Там можно было на К?стерку. Там можно было на Москва-реку. Можно было на Коломенку. Все это было достаточно чисто. В Москва-реке и Коломенке купались вполне запросто и вполне официально. На Москва-реке со стороны Запрудов тогда еще был городской пляж. Вот такой вполне большой. Вполне посещаемый. Ну вот как раз в районе пьяной Луки. Так вот.

И.С.: То есть, до впадения Коломенки?

С.П: До впадения Коломенки

И.С.: А почему ж не пускали родители?

С.П: Ну, боялись. Боялись как бы чего не набрался: от болезней до нехороших слов. Берегли. Я был единственным в семье. Единственным опять-таки, может быть, отчасти из-за вот этого коммунального жилья. Дело в том, что наш дом… Он коммунальным стал не совсем просто. У нас семья была очень интересная. Очень сложная. Ну как, наверное, все семьи послереволюционного времени. То есть, эээ… Со стороны отца- то там все понятно. Это семья Прохоровых. Это семья мастеровых Коломзавода. Где-то вот сразу… Со времени его основания… Там и прапрадед работал. И прадед работал. И дедушка. И отец. Все они работали на Коломзаводе. А вот род мамы… Он уже был немножко другим. Ну, во-первых, дедушка со стороны мамы, он оказался в Коломне из Москвы. Он вообще был коренной москвич. То есть по сути дела, он был выселен из Москвы. Это было в тысяча девятьсот…, по-моему, двадцать первом году. Почему-то он оказался в штрафном батальоне. Он никогда мне не объяснял почему. У него еще была… Он участник Первой Мировой войны. И у него была Георгиевская медаль. Не знаю какой степени. Знаю, что серебряная. Потому что вот с этой медалью связан один из сюжетов его рассказов. Он говорил мне, когда я его спрашивал: «А где же она? Где эта медаль?» Он мне говорил: «А вот ты живой благодаря этой медали. Потому что, – говорит, – я твою маму кормил за счет этой медали». То есть он ее продал. На эти деньги кормил маму. Ну, вот. И поэтому, когда я его спрашивал: «А за что была медаль? А за что ты оказался в штрафбате?» Он мне говорил: «Ты знаешь, – говорит, – ни то, ни другое зря не бывает». Вот это единственный ответ, который я от него слышал. Несколько раз. Я больше к нему не приставал

И.С.: А штрафбат имеется ввиду… Ну, уже в Великую отечественную?

С.П: Это нет. Это не в Великую отечественную. Это конце первой Мировой. Но это даже в начале уже Советской власти. Где-то 21 год

И.С.: Я думал просто, что штрафные батальоны это явление уже Сталинского времени

С.П: Нет. Нет.

И.С.: Были и в первую Мировую?

С.П: Ну, судя по всему… Нет:. это не первая Мировая. Уже Советская власть.

И.С.: Гражданская, то есть?

С.П: Да, гражданская война. С чем это было связано… Как это было… Я ничего тут сказать не могу. Вообще здесь надо сказать, что все, что я рассказываю… Немножко интересная позиция… Потому что это всегда привык с той стороны камеры находиться. Как исследователь. А как информант впервые. И собственно предвкушаю вот это удовольствие: посмотреть мне исследователю меня информанта. Это интересное, думаю, будет зрелище. Для меня. Ну, так вот. Поэтому мне приходится говорить то, что я помню. Или мне кажется, что я помню. Следовательно, это не документально… Это не документальный какой- то факт. Не задокументированный какой- то факт. Это даже не факт кем- то там подтвержденный. Может быть, это вообще никакие не факты. Просто эти вот истории в семье рассказаны были. Или мне кажется, что они были рассказаны. Я не стараюсь ничего сочинять. Боже упаси. Но вот я не могу гарантировать… Вот так отложилось в памяти. А в памяти есть и соответствующие законы аберрации памяти. А если мне кто-то рассказывал, то у него тоже была аберрация памяти. И следовательно его аберрации накладываются на мою.. И там уже получаются совсем интересные вещи.

И.С.: Сергей, попробуем включить собственную память, твою… 60-ые… Вот в сознании ребенка. Что-то ведь отпечаталось такое?

С.П: Конечно.

И.С.: Вот попробуй, попробуй вынуть из памяти…

С.П: Сейчас попробую…

И.С.: Какие-то, не знаю… Какие там запахи были? Звуки?

С.П: Сейчас попробую. Сейчас вытащу. Вот. Периодически мой папа вскакивал и говорил: «Дизель неверно работает. Я пошел». Я не мог ничего серьезного услышать. Но для него вот этот звук дизеля на Коломзаводе был слышен в Запрудах. Более того, он слышал, правильно он работает или неправильно он работает. Он вскакивал и бежал. Это один звук. Второй звук – это звук выстрелов… Пушечных выстрелов. Которые тоже с детства я помню. Потому что в Щурове был полигон. И на этом полигоне испытывали новые виды оружия. Вся Коломна об этом знала. Вся Коломна это слышала.

И.С.: В какие годы?

С.П: Это где-то 50-60-ые. Далее. Это звуки машин. Они были редкими. Относительно редкими. Но вот когда лежишь больной и смотришь… Ночью особенно… На потолок… То периодически видишь пятна света. И ты понимаешь, что там ездят машины. И тебе становится легше. Вот это ты, по-моему тоже знаешь… Ну и, если говорить о звуках, то, наверное – пароходы… Пароходы, которые плавали тогда по Москва- реке… И вот когда они гудели… Это тоже было очень хорошо слышно. Сейчас этого уже, наверное, не услышишь

И.С.: А колокола, кстати, тогда были?

С.П: Нет, нет. Не было. Уже не было колоколов… Где- то достаточно рано, по-моему, в 57-ом году, пробовали восстановить часы… Вот эти… Над храмом Иоанна Богослов?. Но они не долго позвенели. Достаточно быстро испортились снова. И их отключили уже надолго…

И.С.: А работала тогда только одна Богоявления, да?

С.П: Да! Да-да-да-да. Да – да…

И.С.: В Кремле ничего не работало? Ни одной церкви?

С.П: В Кремле ни одной церкви не было. Но вот когда мы с папой ходили в баню… Поскольку у нас дома не было ни то, что горячей… У нас и холодной воды дома не было. Вот. Когда мы шли в баню… Я любил заглядывать в отсутствующие окна Успенского собора. Я видел фрески, которые тогда еще были. Ну, и то же самое на Пятницких воротах. Кое-что там просматривалось. Но просто на Успенском соборе много… В Успенском соборе… А вот на Пятницких воротах уже почти все было… Ликвидировано. Ну, если подойти совсем близко. Если поглядеть в Успенский собор… То можно было увидеть огромные валики бумаги. Это был склад Коломенской типографии. Бумага там хранилась

И.С.: А вот этот дом в Запрудах. Это частный был дом или…?

С.П: Тут очень интересная история. Дом был частным. И он всегда значился как частный. Но тут история- то какая… Ведь семья разрасталась. И если это сначала был дом моего прадеда Петра Палыча, простите, Павла Петровича, конечно… Павла Петровича Мещанинова-Курчевского. И его детей. Его жены. То со временем дети тоже создавали свои семьи. И, соответственно, дом начинали перегорождать. И в результате он стал просто коммуналкой обычной. То есть мы знали, что вот сюда нельзя ходить, потому что тут живет дядя Петя. Он родной брат моей бабушки. Но это его семья. Там он со своей женой, со своей внучкой жил. Вот здесь вот живет бабушка. Там баба Рая. Здесь вот баба… Фелицата. Баба Фина… мы ее звали… И так далее. То есть, в результате получилось так… Что вот в нашей комнате… Там 18 квадратных метров… Нас жило 5 человек – две семьи. Это бабушка с дедушкой. И я с мамой и папой. Во время войны. Это уже со слов бабушки я знаю. Уплотняли… То есть, ту часть дома, которая сейчас гордо именуется цокольной, а тогда просто именовалась полуподвальной… Вот в эту часть дома вселили беженцев. Там тоже интересная была история. Поскольку въехала семья… Вроде, муж, жена с детьми. Потом оказалось, что эта дама вышла замуж вторым браком. Поскольку получила… извещение о гибели своего мужа. Но когда война кончилась, он вернулся. Оказалось, что извещение было ошибочным. Такое было довольно часто. И я слышал очень много таких историй. Ну, и как посмеивалась моя бабушка… Это, мол, две медведицы в одной берлоге не уживаются, а двум медведям всегда места хватает. Так что вот они жили. Я что-то там хохотнул, как-то будучи подростком… Говоря, а как же они… А она говорит: «Ну, я спичку-то не держала. Я и не знаю, как они. Я, – говорит, – могу тебе сказать лишь, что вот они жили. Свободно совершенно. И никто ни на кого там не жаловался». И таким образом, это была как бы законченная такая коммуналка. Ну, правда, они уехали достаточно рано. Еще, по-моему, до моего рождения. Им дали какие- то там комнаты, где-то, от завода, наверное. Не знаю.

И.С.: А вот Запруды это какой-то отдельный мир получается, да? Раньше мост такой же был или…?

С.П: Он был в том же месте

И.С.: В том же месте, но совершенно другой? Деревянный или каменный?

С.П: Нет, каменный. Почему? Я его запомнил именно каменным. Я его запомнил каменным. Он так же был оформлен. По краям… Вот стояли эти столбики с шарами наверху. Это все было. Просто тогда я их видел огромными. И эти шары были достаточно высоко над моей головой. Вообще это очень интересная вещь. Когда приходишь на места своего детства, то страшно удивляет. Сразу удивляет. Там… Был камень… На Костерке <здесь и далее назвал эту реку ошибочно Репенкой – С.П.>. На берегу Костерки. Мы его называли Большой камень… В семье. И вот когда я после армии подошел к этому Большому камню… Я увидел, что он мне до кален еле доходит. А когда-то я на него вкарабкивался. Влезал. Там… Тю-тю-тю… Я еще сначала подумал, что он просто ушел в землю. Но потрогал и увидел, что… Да нет. Это не он в землю ушел, просто я вырос. Так что вот такие вещи интересные…

И.С.: А Запруды Вот… С Кремлем? С Пасадом?

С.П: Это называлось Город. Вот то, что за Коломенкой, в Запрудах именовалось Город. Так и говорили: пойти в Город, поехать в Город… И, соответственно, раз поехать в Город, значит это было как бы загород. Это было как бы загород…

И.С.: Ну то есть это было путешествие? Нужно было нарядиться, пойти найти дело какое-то. Или это все просто было: гуляли туда-сюда?

С.П: Нет, не часто гуляли туда-сюда. Но обычно за едой. Добыть еду. Вообще, детство мне запомнилось добыванием пищи. Потому что с едой было не очень… С едой было не очень… В том плане, что… Особенно в 60-ые годы… В самом начале 60-ых годов. Когда мука исчезла… И надо было где-то ее добывать… Хлеб, слава Богу, появился кукурузный… И мы его ели вообще как величайшую какую-то ценность, поскольку… А иначе-то нет ничего. Ну, и так далее…

И.С.: А какие магазины из самых популярных?

С.П: В Коломне был десятый магазин, он и сейчас там, просто немножко перестроен. Чуть-чуть перестроен. А так он есть. Я время от времени захожу посмотреть.

И.С.: Это где?

С.П: Это… Как сказать-то… Это… Вот… На пересечении улиц Октябрьской революции и Школьной. Тогда называлась Школьная. Сейчас она называется Речная

И.С.: Это… Где уже новый город?

С.П: Нет. Это… В Запрудах.

И.С.: А! В Запрудах.

С.П: В Запрудах. Перед парком. Запрудским.

И.С.: Угу.

С.П: Перед парком Запрудским.

И.С.: А сюда ходили за продуктами?

С.П: Конечно ходили. Конечно ходили. Вот в Гастроном ходили часто. И периодически ходили вот сюда…

И.С.: А в чем отличие? Они так близко…

С.П: …в магазин, который назывался «Три поросенка». «Три поросенка» для меня запомнились, во-первых, вот этими тремя поросятами. Витриной. Потому что меня уже с детства интересовало… Как же так они стоят и держат собственные окорока на подносе?

И.С.: То есть, они еще были с окороками?

С.П: Да, конечно

И.С.: Ну это, то есть к сказке «Три поросенка» не имеет никакого отношения?

С.П: Ну, вероятно, имело какое-то отношение по замыслу. Но у них на подносе были… Вот, свиные окорока, колбасы и так далее. Мясо там лежало.

И.С.: А они были в каком виде? Таком вот мультяшном или в натуральном виде?

С.П: Нет, в мультяшном, конечно. Они были… Они были в виде поваренков. Поварские такие на них костюмчики были.

И.С.: Объемные, да?

С.П: Они объёмные.

И.С.: Прям, одеты были… Или нарисованы?

С.П: Нет, это скульптуры по-моему. Это были скульптуры.

И.С.: Фотографий не осталось, автор неизвестен

С.П: Нет, автор неизвестен. Фотографий? Вот недавно, почти нашел фотографию. Это у Сардановского Владимира Михалыча… Но стали рассматривать окна <сфотографированного магазина – С.П.>. Оказалось, что окна закрыты. Вот… Не повезло. И еще была одна особенность для меня лично. Я не знаю, почему этим не запомнился гастроном. Гастроном другим запомнился. А вот этот магазин… «Три поросёнка»… Запомнился тем, что здесь была икра. Красная и черная. Ну, не могу сказать, что каждый день это покупали, но время от времени покупали. И вот мне это очень хорошо запомнилось. Красная и черная. Икра бывала

И.С.: А как отделы располагались, в какой последовательности?

С.П: Ну, опять-таки, как я помню. Я-то помню то, что я помню. А я помню вот этот рыбный отдел с икрой. Он находился вот в той части магазина

И.С.: Ближе к Октябрьской революции?

С.П: В южной части, да. В южной части. Потом его много раз переделывали, наверное. А вот что касается Гастронома, он мне другим запомнился. Он запомнился тем, что там всегда продавали сок. И мама всегда покупала мне виноградный сок там.

И.С.: А сок в банках или в к?нусах?

С.П: В к?нусах. В к?нусах.

И.С.: А здесь, значит, не было конусов?

С.П: Ну, может и были. Но я их не помню. Вообще, я себя помню уверенно. Вот так вот… Более-менее… С трех лет. Даже могу дату сказать: 1 мая 1957 года. Когда папа меня повел на демонстрацию. Когда после демонстрации он меня фотографировал у нас в саду. Вот это я очень хорошо помню.

Название: Серёжа Прохоров на первомайской демонстрации.
История / короткое описание: После окончания демонстрации все пошли домой. А перед этим решили сфотографироваться. Серёжа стоит возле дерева. Одет в серое, в белую крапинку, пальто с двумя рядами пуговиц и петель (пальто могли носить и мальчики и девочки, застёгивая на соответствующую сторону). Черные брюки и ботинки. На голове кепка из синей искусственной кожи.
Автор фотографии: Кто-то из одноклассников
Дата:1 мая 1965 года (?)
Источник: Личный архив С.М. Прохорова
Адрес точки съёмки: Скверик перед офисом Бюро путешествий
Подпись на обороте: нет
Размер фотографии (ширина/высота): 10 х 15 см

И.С.: И как же она первая демонстрация запомнилась? Чем?

С.П: Ну она на самом деле не первая была, потому что всегда водили. На демонстрацию. Но вот это то, что запомнилось. Она запомнилась множеством ликующего народа. Я не очень понимал, чего они ликуют. Но они ликуют. Вот то, что они радуются – это было видно… И их было очень много. И нельзя было пройти везде. Там были веревки. Они перегораживали эти улицы. Там милиционеры стояли. Ну, куда-то пускали, куда-то не пускали. Это то, что мне запомнилось. Ну, всякие там флажки, шарики. Это, соответственно. Это всегда было. На любом… На любой демонстрации. Позже и раньше. Так что здесь, вроде бы, ничего особенного и не было.

И.С.: А из Запрудов, чтобы пройти в колонне, нужно было куда- то уехать. В город, да?

С.П: Уехать было невозможно, надо было идти. Потому что улица перекрыта. Автобусы не ходили. А вот уйти да… Но обычно ведь как… Вот такую мелкоту, как я, брали только с родителями. С родителями проходили. Гуляли. И так далее. Так что это не относилось собственно к демонстрации. А вот когда мы уже были в школе – да. Тогда мы уже ходили на демонстрации.

И.С.: В колонне уже?

С.П: В колонне, да. Тогда нас выводили куда-то в район… По- моему, 26-ой школы. Там строили в колонну. И мы шли дальше по площади.

И.С.: И уже сами ликовали?

С.П: Ну сами там, кто ликовал, кто… Особенно будучи старшеклассниками, мы уже не ликовали. Мы просто глазами ловили место, где собирают всякие эти флажки там, портреты вождей и так далее…

И.С.: Зачем?

С.П: Ну, чтобы их сдать поскорее и можно идти домой

И.С.: А когда уже в студенческие годы?

С.П: То же самое! То же самое, даже с еще большим старанием искали, куда бы это, наконец, положить. Ну, и старались… Первая задача была, шоб тебе этого не дали. Но если все-таки дали, то тогда вот ищешь глазами куда бы его…

И.С.: Приткнуть

С.П: Приткнуть, чтобы это было побыстрее. Чтоб не выбросить куда-нибудь. Потому что в конце концов ты отвечаешь за сохранность этой штуковины.

И.С.: А были какие- то такие вот конструкции на автомобилях может быть?

С.П: Ну, в школах нет. В школах нет. В институтах тоже нет. А так- то были, конечно. Я помню. Эти самые проходили – катюши. Но это связано с военным парадом, конечно

И.С.: Это 9 мая уже

С.П: Нет, это 1 мая

И.С.: 1 мая тоже?

С.П: 1 мая, 7 ноября эти штуки ходили. Вот. Ну, и обычно заводы… Вот первую эту основную таблицу, там «Завод имени Куйбышева», что-нибудь такое… Вот это везли на машинах.

И.С.: А кстати, может кто-нибудь реконструировать последовательность? Наверное, была какая-то определенная последовательность

С.П: Я думаю, что была. По-моему, в начале школьники. Потом запускали всякого рода заводы, потом студенты, все такое… Наверное, так. Хотя я не уверен. Я как- то на это никогда не обращал внимания. Нам сказали идти- мы шли

И.С.: Да, это нужно спрашивать у того, кто стоял на трибуне

С.П: На трибуне, во-первых. Во-вторых, кто организовывал эти колонны. Потому что мы- то изнутри… Мы ничего не видели. Мы вообще ничего не видели. Кроме своих одноклассников. И своих учителей. Потому что, как я уже говорил, главное было… Главная задача это вот… Пройти… И отдать это всё. И пойти домой. Надоело!

И.С.: Ну, а как же отмечать? Наверное, в студенческие годы, уже не так домой тянуло?

С.П: В студенческие годы я не знаю… Может кого-то не тянуло… Но я обычно не отмечал эти праздники. Как-то.

И.С.: Уже по внутреннему такому ощущению, что нечему радоваться?

С.П: Да-да, вот именно так. То есть да, интересно посмотреть… Но так вот воспринимать это как что-то такое личное… Что вот… Без чего жить невозможно… У меня это рано началось.

И.С.: А ноябрьские и майские…

С.П: Я даже пытался в комсомол не вступить. Не вышло. Родители не дали.

И.С.: Родители? Не в школе?

С.П: Нет. В школе еще не знали, что я это хотел. Я просто родителям когда сказал, что я не хочу… Мне такая была протяжка. Типа… Ты что?! Ты подумай, что с отцом будет!

И.С.: А октябрята, пионеры?

С.П: Ну, а тут никуда не денешься. Тут заявление не пишешь. Тут на тебя вешают звездочку. Или как один мой одноклассник говорил, «вешают красный нашейник». И вот этот «нашейник» ты же не снимешь до конца 7-го класса.

И.С.: А ноябрьские и первомайские имели какое- то различие, кроме погоды?

С.П: Боюсь, что нет. Нет, ну если говорить об оформлении колонн?..

И.С.: Ну вообще вот, если снимать кино про майские и про ноябрьские, кардинальные отличия…

С.П: Кардинальные отличия… Во время майской демонстрации-были цветы. Несли огромные такие, обычно… Они бумажные были, цветы. Ну, естественно, во время ноябрьской демонстрации такого не было. Там были флажки, только шары… и все…

И.С.: Флажки, шары… Мне кажется я помню как я нес гвоздику красную.

С.П: Красную гвоздику я не помню. Фиг ее знает. Да. Не могу вспомнить.

И.С.: А остались какие-нибудь фотографии?

С.П: У меня нет.

И.С.: Нет?

С.П: У меня нет. Вот летом мы со студентами пробовали поспрашивать людей. Говорит: «Да, было-было». Но никто не мог нам это показать… Даже те, кто говорил, что: «Вот, у меня… Сейчас вытащу»… Потом выходят: «Ой! Вы знаете… Вот не могу… Не пойму, куда делось»…

И.С.: Что- то еще я хотел спросить. Ну ладно, если вспомню, то спрошу

С.П: Давай

И.С.: Сергей, ну может уже что-нибудь свое? Что- то недосказанное

С.П: Свое недосказанное… Ну, это две, наверное, сцены, два эпизода, о них говорили как-то здесь уже. Ну, просто как об интересных случаях. Это полет Гагарина. Я его очень хорошо помню. В том плане, что… Вот действительно: вот тут ликовал. Причем тот день был очень холодный. Действительно холодный: выпал снег. И бабушка плохо себя чувствовала. Она пошла в магазин. Говорила еще, что: «Я, – говорит, – чувствую себя, как- будто в невесомости». И когда она возвращалась, уже объявили о том, что Гагарин полетел. Я говорю: «Ну, бабушка, ты у меня просто провидица». Потому что действительно человек в невесомости.

И.С.: То есть это понятие «невесомость» уже было уже везде у всех?

С.П: Было- было. Ну, в книжках это описывалось. Да. Так что это абсолютно было нормально. Затем. Ещё один эпизод. Это 68-й год. Это танки в Праге. Потому что я никогда не думал, что будет вот именно такая реакция. Я после, вспоминая об этих событиях… Просто удивляюсь как я тогда – совсем мальчишка – мог воспринять это столь бурно. То есть у меня температура подскочила… Бог знает до какой величины… В общем, меня сразу уложили. Стали чё-то там давать жаропонижающее. Хотя никакого жаропонижающего, как я понимаю, не надо было. Через несколько дней все так же неожиданно пропало. То есть это было вот просто нервное потрясение такое. Это было страшно.

И.С.: А что объявили и каким образом, почему тебе стало страшно?

С.П: Объявили, что вошли войска… Ну, известных стран. То есть СССР, Польша, там, Болгария и ГДР. Вошли в Чехословакию. Почему страшно, потому что это было воспринято как начало войны. Мною, во всяком случае. Неважно, как это будет проходить. Сколько это будет проходить. Но все равно это было воспринято как начало войны. А страшно потому, что рухнул весь тот мир, к которому я привык. Что наша страна мирная. Что наша страна никого не завоевывает… И так далее… Я увидел, что все не так. И я даже… Не знаю… Может быть, это нынешнее состояние. Нынешние чувства. Но мне сейчас кажется, что я стал приходить в себя, вот как раз, когда я увидел газетные сообщения о сопротивлении. Этому произволу. Ну «отщепенцы» такие-сякие. В «Комсомольской правде» об этом писали. И… Вот увидев такое, я стал приходить в себя. Я понял, что дело не кончилось на самом деле

И.С.: Да, сильное впечатление

С.П: Это было абсолютно такое вот

И.С.: Ну, как-то мало кто вспоминает

С.П: Я не знаю почему… Я не знаю почему, потому что я даже подразумеваю, что многие боятся вспоминать. Потому что тогда это было страшно об этом говорить. Об этом не говорили. Говорить было нельзя.

И.С.: Ну как нельзя, если по радио об этом говорили?

С.П: По радио об этом говорили… Нет, официальную вот эту версию, пожалуйста. Но в официальную версию, я думаю, мало кто верил.

И.С.: Ну вот, кстати, да, интересно, как воспринималось… как вырабатывался Эзопов язык, как рождались анекдоты…

С.П: Ну вот я могу рассказать, правда это относится к 91-му году, вот звонит мне один знакомый школьник и говорит: «Вы знаете, они проиграли?» Я говорю: «Знаю» – «По BBC сказали?» – «Нет, по московскому радио». – «В смысле?» Я говорю: «Это вы тут дети перестройки. А мы нет. Понимаем, что и как. Вот, – говорю, – представляешь?.. Несколько дней не было передачи «В рабочий полдень». Сейчас она вышла. Сегодня. Но вышла с тремя. Всего с тремя песнями. Первая – «Старая мельница, все перемелется». Второе – «Самолеты, вертолеты, винтокрылые машины». То есть ясно, что улетели, либо эти самые гкчеписты, либо за ними. Их арестовывать. И третья – «Я люблю тебя, Россия». То есть, победило правительство России». Говорит: «Ничего себе! А ведь на самом деле так оно и есть». Я говорю: «Ну вот, так оно и есть… Мы- то, – говорю, – к этому делу уже привышные. А вы, – говорю, – никак. Учитесь, – говорю, – ребятки. Может пригодится».

И.С.: А какие примеры вычитывания из контекста вот более раннего не запомнились?

С.П: Ну вот так с ходу я не скажу, ну думаю, что было такое. Было такое. Когда ты читаешь текст и понимаешь, что там недосказано. Вернее. Любой текст мог читаться вот так. И читали не собственно текст. А читали между строк. Это было – общепринятая вещь.

И.С.: Вот сейчас анекдотов ведь практически нет. Их очень мало

С.П: Я думаю, что они есть и их достаточно, в том же количестве.

И.С.: То есть, мы изменились? То есть мы не входим в круг, где рассказываются анекдоты, или что-то изменилось вообще?

С.П: А они сейчас ушли в интернет. Анекдоты. Вот там их огромное количество. И там их рассказывают. Передают друг другу. Достаточно активно передают. Причем там есть такие классические в виде рассказа. А есть в виде фотографий, допустим. Запущена какая-то фотография и ты понимаешь, что это во-первых фейк. А во-вторых, что это фейк, ну, типа анекдота. Сюжет там какой-то анекдотический явно.

И.С.: Ну, то есть перерождение?

С.П: Да-да, это просто другой… Другой вид существования известного жанра.

И.С.: А запомнились какие-нибудь анекдоты из 60-ых, например? И детские, про Никсона, наверное, еще рассказывали.

С.П: Не помню. Вот не помню.

И.С.: Родители хорошо берегли.

С.П: Родители хорошо берегли, потому что боялись. Боялись. Там мама учительница. А папа инженер. Но военный инженер. Он занимался дизелями для подводных лодок.

И.С.: Это он слышал дизель?

С.П: Да. Да. Кстати, он и сейчас живёт.

И.С.: Так может он нам что-нибудь расскажет?

С.П: Может быть, но сейчас ему около… Сейчас я скажу… Сколько… Ему 86 лет.

И.С.: Нормальный возраст.

С.П: Ну, нормальный да. Но чё-то в августе по-моему что- то типа легкого инсульта было. И он как- то хуже рассказывает, чем он это делал раньше. Это, во-первых. Во-вторых, его даже одна наша родственница. Вот по этой квартире… Она называла «нямое кино»… Потому что он старался с чужими не говорить вообще. Ни о чем. Никогда. И мне об этом говорил: «Не надо с чужими говорить. Вообще не говори». Я говорю: «Ну, я же не могу… Что, если человек меня спросил» «Вот, – говорит, – моги».

И.С.: Да, а вот мне интересно что- то несколько раз за последнее время я услышал вот это выражение Софье Власьевна, а вот я не помню из своего детства, юности, молодости…

С.П: Я тоже не помню.

И.С.:… чтобы так вот называли советскую власть

С.П: Нет, никогда не слышал. Никогда не слышал! Вероятно, это откуда-нибудь из зековского репертуара. Но не более того. То есть широкого такого хождения это не имело. Сто процентов.

И.С.: Ну, или какая-нибудь группа московской молодежи или еще что-нибудь…

С.П: Может быть, может быть, ну потому что я этого не слышал, ни будучи школьником, ни в армии, ни будучи студентом… Я ничего подобного не слышал.

И.С.: Ну тоже, вроде как от эзопова языка.

С.П: Ну да. Ну да. Ну я даже не знаю, где бы это могло использоваться. Рассказывали другие вещи, вот… Ну, допустим, ребята в институте там чё-то рассказали о своём отношении к вводу советских войск в Прагу. И их всех замотали. Здорово размотали. Они все перестали быть студентами. Хотя, в принципе, никто там ничего даже антисоветского-то не успел сказать. Просто… Они именно сказали, что им это не нравится.

И.С.: Ну какое- то у тебя особое отношения к этому событию. Многие его даже не заметили и прошли мимо.

С.П: Особое, потому что… Вот я не знаю, я говорю… Что для меня лично это было той точкой, когда мир рухнул. Вот тот мир, к которому я привык – он рухнул.

И.С.: Это же уже при Брежневе было?

С.П: Ну это при Брежневе, конечно.

И.С.: То есть, твой привычный мир- это был мир Хрущева?

С.П: Ну, детский – да. Детский – да.

И.С.: А вот, кстати, интересно, как менялось не только возрастное… В связи с политической ситуацией… Как менялось восприятие там мира… В Коломне… Конечно, это все совпало с взрослением?

С.П: Ну это скорее совпадало именно с взрослением. Хотя, как с взрослением… Бабушка мне все время говорила: «Ты такие вещи- то не рассказывай. А то, мол, замотают тебя и всех нас тоже». А у меня учитель был – Андрей Павлович Радищев. В Доме пионеров был такой преподаватель. Очень интересный. Он вел литературный кружок. И мы все бывали у него дома. Мы все просто не отходили от него. Вот он нередко мог себе позволить что-нибудь такое критическое в сторону советской власти. Советского, там, руководства. Он это делал очень аккуратно. Чтобы не дай Бог, если мы чё-нибудь ляпнем там… Никто бы не сел. Вот. Но иногда просто не мог сдержаться.

И.С.: Ну иначе не мог: в нем говорила кровь Радищева. Правда? Он же прямой потомок.

С.П: Нет, он не прямой потомок, он прямой потомок его брата Константина

И.С.: Ну, тем не менее. Всё равно, кровь вольнолюбия, видимо…

С.П: Ну, да. Да. Он это ощущал. Он это ощущал. И очень хорошо ощущал. И он нас очень много возил. Водил. Очень много показывал. Он же ребят возил буквально по всей стране. Но обычно мы ездили по Украине. Кстати, где- то в 69-ом году… Ну, летом. Когда я впервые попал в Крым… И когда я там спросил, а почему нет вывесок на украинском языке… Вроде бы Украина… И местные жители говорили, что они очень на Россию обижены: «Вот вы, – говорит, – нас отдали. Мы же русские. А вы забыли про нас». И говорили, что рано или поздно, но Крым должен вернуться в состав России. Это я слышал еще в 69-ом году

И.С.: Ну тогда это еще совсем свеженькое было явление

С.П: Да. Да. Да-да-да-да… Ну, как свеженькое, 16 лет… 16 лет прошло.

И.С.: Кстати, некоторые вещи очень смешно… Это отдельно… В «Иван Василич меняет профессию»…

С.П: Угу…

И.С.: Насколько актуально вдруг зазвучал момент, когда Куравлев говорит: «Ну, отошли этих опричников на Изюмский шлях. Пусть заодно Крым возьмут, чтоб два раза не ходить». «Да Крым же наш!» Он говорит: «Как наш? Давно?» То есть это прям теперь звучит очень актуально.

С.П: Там по-моему, Казань. Пусть Крым возьмут.

И.С.: Нет-нет.

С.П: А заодно ещё и Казань.

И.С.: А, так Крым наш… Всё равно там было.

С.П: По крайней мере, «наше» там было… И Казань наша. «Так уже взял!» – «Это когда ж?»

Вот… Так что он нам очень многие вещи показывал. И главный вот его пафос был такой, что… Есть люди начальственные. К которым лучше не подходить. Всё равно… Ничего хорошего от них не увидишь, не услышишь и так далее. Есть люди нормальные. Люди, которые живут, работают и больше-то, в общем, ничего. Вот к таким надо обращаться. И будет совершенно другой результат.

И.С.: Это Вы сейчас про что?

С.П: Про Андрей Палыча.

И.С.: А, про Андрей Палыча. Он каким был?

С.П: Ну начальственным он не был, конечно. Он считал себя вот таким обычным человеком. Который может показать… Показать этот мир. Показать его таким, какой он реально существует. Поэтому мы запросто могли постучаться в любой дом. Мы запросто могли попроситься на ночлег где угодно. И обычно пускали. Бывали случаи, что не пускали. Но обычно пускали

И.С.: Это Вы уже во время походов ваших?

С.П: Да-да, да

И.С.: Ну, и вообще, тогда как – то мир был гораздо открытей?

С.П: Смотря где. Вот, скажем, где-нибудь в Полтаве –да. В Полтавской области. А вот, скажем, Донбасс… Это очень тяжелый был мир для нас. Потому что никуда не пускают. Никто не везет без денег… И так далее.

И.С.: В связи с чем?

С.П: Ну, просто у них так принято. Просто они люди богатые. Они считают, что… Нам в-открытую говорили, что если вы нищие – не надо ездить… Они ж шахтеры. Они там «рабочая гвардия». Это всё… А тут денег нет. Как это денег нет? Вот это вещь очень интересная тоже. Но я и сам, когда потом школьников куда-то возил, я эти вот приемы использовал всегда очень удачно. В Подмосковье, когда мы работали с ребятами… Ну, очень удачно… То есть стукнул – ответили. Отказ здесь – постучал другой раз. Все это получалось.

И.С.: Да. Ну ладно…

С.П: Он нас многому научил.

И.С.: А, тоже вот не для интервью, вот его потомки сейчас здесь?

С.П: Ну, Игорь, ты его знаешь. Игорь Радищев.

И.С.: Который играл ангела, да?

С.П: Да. Дальше у него есть приемный сын. В семье его звали Миша, а так его Виктор.

И.С.: Интересно. Почему?

С.П: Ну, я не знаю почему

И.С.: То есть по паспорту Виктор.

С.П: Да

И.С.:А по-семейному Миша?

С.П: Да, в семье Миша. Он работал в автоколонне. Был шофером автобуса. Сейчас я не знаю где он. Я его давно не видел. Такой довольно интеллигентный был мужчина. Интересный. Да и Игорь тоже интересный

И.С.: Ну по нему видно, да. Ну, как-то пока контакт с ним не сложился.

С.П: Ну, он сложный, да.

И.С.: В себе?

С.П: Естественно. Естественно.

И.С.: Ну, в принципе, наверное, он тоже многое может рассказать ведь для нас.

С.П: Ну можно попробовать. Но он человек такой очень… Жесткий. И… И… С такой… Ну, как бы… Вот честно говоря, я люблю Коломну. Он нет. Так. Ну, это примерно тоже, что… Ты брал интервью, по-моему, у Саши Руднева?

И.С.: Да-да! Не интервью, а в общем мы с ним по разным поводам общались. Ну, вот на предмет журнала…

С.П: Ну да. То есть это… Человек, который вот сто раз тебе скажет, как он ненавидит Коломну.

И.С.: Да…

С.П: И как он мучается, живя здесь.

И.С.: Ну это какой-то комплекс там, нереализованной… Он, видимо, все- таки как бы себя таким столичным считает

С.П: Да-да. Хотя непонятно почему. Вроде бы… Ну, вот всех же преподавателей вузовских. Скажем… Одно дело это мои впечатления, другое дело его впечатления.

И.С.: Нынешние или давние, когда вы учились?

С.П: Да и давние, и нынешние

И.С.: А вы как- то пересекались по учебе?

С.П: Ну, мы учились в одном институте

И.С.: Ну в Педе, да?

С.П: Да. Мы еще у Андрей Палыча Радищева начали пересекаться с Сашей

И.С.: Ну, он очень своеобразный товарищ, конечно. А брата вы знаете его?

С.П: Брата лично нет. Один раз звонил по просьбе Саши.

И.С.: Ну, он интересный, в общем-то, мыслитель

С.П: Я не знаю насколько он интересный мыслитель. Но, во всяком случае, своеобразно читается. Я вот, честно говоря, до сих пор не могу понять. Это что такое? Филология? Или просто некие размышления по поводу?

И.С.: Ну не в чистом виде, конечно, филология, это скорее уже какое-то пересечение. Поэтому я и сказал там не филолог, а скорей мыслитель.

С.П: Ну да, наверное. Да, наверное. Хотя я вот говорю, я его лично не знаю. Мне просто не приходилось. Отзывы я слышал разные. От тех, кто его близко знает. Какие угодно.

И.С.: Ну вот кто из таких людей еще мог бы нам помочь в интервью? Интересных, то есть не обязательно там хвалить, может быть и поругать

С.П: Ну вот Игоря можно, конечно, если он согласится

И.С.: Он с какого года? Может помнить 60-ые?

С.П: Вряд ли.

И.С.: Вряд ли?

С.П: Потому что он… А хотя почему бы и нет. Он где- то, наверное, года с 58-го…

И.С.: Ну да, 10 лет это как раз.

С.П.: Потому что как я его помню… Да, скорее всего как- то так. Я его еще тоже ребенком знал. То есть мы-то были уже большие, нам было лет по 17. А это мелкота. Саша там со своим другом… Ой… Игорь там только со своим другом крутились вокруг.

И.С.: Ну ладно, нет, ничего не осталось такого недосказанного

С.П: Недосказанного осталось больше, чем досказанного.

И.С.: Тогда за работу.

С.П: За работу. Скажем… Ну это не связано с собственно 60-ми годами, это связано с тем родом, допустим, нашем. Потому что вот род деда, о котором я говорил… Он москвич… А тут ещё… Какой москвич?..

И.С.: Это по материнской линии?

С.П: Да-да, да-да. Он еще из города Сухиничи. Это Калужская губерния… и так далее… Отец его оттуда переехал.

И.С.: А фамилия его двойная, да?

С.П: Нет, у него Демёхин фамилия. Демёхин. Я пробовал найти вроде бы родственников, но ничего не получается в интернете.

И.С.: А потом это прадед, да?

С.П: Это дедушка. Дедушка. Вот. Дальше бабушка, соответственно. А вот у бабушки уже была двойная фамилия.

И.С.: Как еще раз?

С.П: Курчевская- Мещанинова.

И.С.: Это связано с тем, что они последние в каком-то роду? Почему двойная фамилия?

С.П: Да, это связано, что последний Мещанинов был бездетен. И по семейным таким преданиям он… Чтобы род не пресёкся… Он усыновил двух. Может не двух, даже может больше. Просто я знаю двух… Мальчиков. И дал им право носить свою фамилию. Отсюда возникают люди вот с этой двойной фамилией. Там, Воробьевы-Мещаниновы и Курчевские-Мещаниновы. Ну, что касается Курчевских, тут очень интересная ещё вещь. Это же не просто какой- то род. Вот Мещаниновы крупные известные там помещики. Которые принимали Екатерину. То есть они получили от нее дворянство. И вот если смотреть на карту Коломны. У нас ведь есть проезд Артиллеристов. Проезд Артиллеристов он раньше назывался Мещаниновская улица. Потому что именно на ней стоит дворец Мещаниновых. Дворец 18-го века. Действительно дворец по архитектуре своей. Он сейчас на территории вот этого военного учебного комплекса по подготовке операторов беспилотной авиации. Вот если эту улицу идти до конца… Проходить до конца… То ее пересекает другая улица. И вот если там свернуть направо… Но сейчас ты этого не сделаешь, потому что там забор. То будет еще один двухэтажный тоже дворец. Большой очень. Это вот как раз будет дом Курчевск?х. Или Курч?вских. Потому что есть и такая, и такая огласовка… Вот Мещанинов таким образом взял в сыновья… Разрешил носить свою фамилию одному из своих соседей… То есть человеку, который близок был ему и по месту жительства. И вероятно, по взглядам. И вероятно… Ну, просто… Был интересен… Интересен… Чисто человечески.

И.С.: То есть это Курчевск?й?

С.П.: Да. Курч?вский.

И.С.: То есть это так глубоко… Вот по маминой линии Коломна.

С.П.: Да! А там по любой линии она… По папиной тоже. По папиной тоже. Там… В принципе, я иногда так посмеиваюсь, что проследить можно так где-то века до 16-го…

И.С.: То есть до Дмитрия Донского никак. А до Грозного-то можно.

С.П.: До Грозного можно, потому что были документы.

И.С.: Ну, это отдельная тема… Кстати говоря…

С.П.: Это совершенно отдельная тема. Она очень интересная. Вот. И дальше происходит такое… Там Курч?вские… Их было несколько братьев, естественно… У Петра Курчевского… Это мой пра-прадед. Павел и… Вот я знаю двоих… Павел и Алексей. Павел Алексеич… Павел Петрович он! Павел Петрович – это мой прадед. А Алексей Петрович – это прадед моей… Ну, скажем так… Пятиюродной сестры, которая живёт в Москве, потому что этот род частично ушел в Москву. То есть, Павел Алексеич, Екатерина Алексевна, Анна Алексевна – они ушли… Антонина Алексевна! Они ушли в Москву. У Екатерины Алексевны своих детей не было. Она жила с братом, вот с Павлом. У Павла Алексеевича жена была Ева Григорьевна. И вот их внучка… Я знаю довольно хорошо. У Антонины Алексевны – там ещё интересней. Её сын – совершенно потрясающий был дядька. Он был одним из первых, наверное, в Советском Союзе байкеров… Тогда ещё и слова такого не было… Закончил институт. Стал инженером. Работал с Королёвым… И однажды в катастрофе… В аварии… Ему оторвало ногу. Ему запретили… Категорически запретили ездить на мотоцикле. Он сменил мотоцикл на дельтаплан. Он стал одним из первых дельтапланеристов. Летал очень долго. Потом, где-то в 90-е годы… Он вдруг объявил, что обнаружил в себе дар лечения. Наложением рук кого-то там якобы вылечил. Хотя вот внучка там хохочет… Дико… И говорит, что это бред полный, чтобы, говорит, – дядька Юра… Эээ! Дядька Боря! Кого-то там вылечил?… С другой стороны… Когда мы были у него на дне рождения… Там столько было вот этих вот… Граждан, которые уверяли, что их вот… Боря вылечил… Их очень много было. Так что не знаю, там чё было, но… Во всяком случае, человек он такой … Яркий. Интересный он. Всё время к чему-то стремился. Ну… Аж до прошлого года, когда его не свалила всё-таки болезнь. И сейчас он… Вроде бы жив… Но говорят… Практически без сознания.

И.С.: А вот я хочу во времена Ивана Грозного вернуться. Ну, вот Ерофеев. Он же был таким… Ну… Въедливым исследователем, можно сказать. Если ему там что-то попадало. Как ты думаешь, он тут лазил. Искал… Думал… Вот… История же пронизывала…

С.П.: Думаю я или не думаю в данном случае никому не интересно…

И.С.: Ну, понятно, что доказательств никаких…

С.П.: Да. Никакого отношения… Если бы у нас были его коломенские дневники. Было бы другое дело. Но тут интересная вещь. Есть дневники всех лет его жизни. Кроме тех лет, которые он провел в Коломне. Почему так вышло я не знаю, не понимаю. Вообще не верю, что такое могло получиться. Ну, то есть, чисто технически могу понять. Потому что сохранились они в копиях, снятых девушкой, которая была в него влюблена. А девушка, естественно, копировала то, что связано с ею. Ну, и её окружением.

И.С.: Это…

С.П.: Ну, это Орехово-Зуево. И поэтому, вот, такие штуки, наверно, и получались. Хотя очень жаль. Очень жаль. Мне было бы интересно посмотреть… Ну, как бы… Ту же ситуацию… То есть со стороны самого Венедикта Васильевича.

И.С.: Ну… Не исключено, что они откроются.

С.П.: Я не знаю… Чё-то уж больно давно не открываются.

И.С.: Вот дом начнут ремонтировать…

С.П.: А это же я рассказывал? По-моему, тебе как-то эту историю? Когда студентка одна мне говорит: «Вы знаете, – говорит, – моя матушка была знакома с Венедиктом Васильевичем?» Я говорю: «А она не могла бы о нём рассказать?» – «Я, – говорит, – у неё спрошу». Потом приходит, говорит: «Нееет! Не может. Не будет». Я говорю: «А что такое?» – «Ну, – говорит, – то, что… Она мне, – говорит, – сказала так: то, что я помню, нельзя рассказывать о классике».

И.С.: То есть она всё-таки понимает, что он…

С.П.: Да!

И.С.: … классик?

С.П.: Да. «Потому что, – говорит, – одно дело тогда… Мы так это… Ты-ты… Другое дело сейчас«. И вот это вот: нельзя рассказывать о классике… Меня страшно тогда с одной стороны взбодрило. С другой удивило. Я говорю: «Слушай. Ну, ведь это же, в конце концов, забудется всё. И наверняка, – говорю, – среди этих вот её воспоминаний есть что-то… Что, в общем-то, не о пьянстве. А о чем-то совершенно другом». Я говорю: «Может быть… Она бы согласилась… Мы просто бы поговорили. А дальше уже, что публиковать, что не публиковать это она сама скажет?»

И.С.: Ну, да. А может… Вот время-то прошло… Может сейчас.. Повторно?

С.П.: А я уже не вспомню, кто это был. Я уже не вспомню, кто это был.

И.С.: Так бы нам сейчас… В наш проект… Было бы очень кстати.

С.П.: Так, понятно! Ещё как! Ещё как…

И.С.: Ну, ладно. Глядишь придёт. Глядишь придёт.

С.П.: Да нет… Она из другого города, по-моему, даже. То есть она здесь когда-то училась… Но живёт она, где-то ещё. Просто дочка сюда приехала, потому что мама здесь же училась. Это очень обычный случай для нашего ВУЗа. Приходят, потому что здесь же учились родители.

И.С.: Да, кстати… А когда пединститут вообще образовался? И когда он переехал?

С.П.: Ну, образовался-то он очень давно. Ещё в 30-е годы он здесь был. Как учительский… Как педагогический это… Пятьдесят, по-моему, третий год. Переехал, – говорят, – в 62-м.

И.С.: В 62-м?

С.П.: Якобы. Я не вспомню сейчас точно тоже эту дату.

И.С.: Угу. Но вот это… Интересно. Ерофеев как раз 62-63-й тут был.

С.П.: Ну, да.

И.С.: То есть в момент переезда.

С.П.: В момент переезда вот интересно конечно… Но говорят, что он ещё здесь учился. То есть, вероятно, его строили. Ну, это выясняется с полпинка просто. Там есть музей… Там эти все вещи…

И.С.: Не. У нас просто есть дата отчисления. Да?

С.П.: Не. Ну, дата отчисления – да. Я имею в виду…

И.С.: По-моему февраль 63-го.

С.П.: Я имею в виду даты строительства института. Открытия… Его на новом месте… Это всё есть

И.С.: Ну, в общем, мы сейчас как такие…

С.П.: Потому что 68-69-й годы… Это он работал. Я знаю. Точно. На новом месте. Потому что те ребята, которые приходили к Андрею Павловичу Радищеву… А туда ходили не только школьники, но и студенты тоже… Они все были вот уже в новом здании. И ему тогда чуть было не присвоили титул государственный институт. Потом с чего-то одумались и решили, что в районном городе не может быть государственного института.

И.С.: Руднев отговорил.

С.П.: Руднев… Пётр Алексеевич, если только…

И.С.: Нет-нет. Он ругается на пединститут…

С.П.: Ну, он ругается. Да. Он на всех ругается. Он всегда: «Я знаю больше, чем вся ваша кафедра»… Я говорю: «Сашенька! Твоё здание это такая вот шкатулка. В ней лежат бусинки. Факты. Вот ты, – говорю, – вытаскиваешь один какой-то факт. Покрутил его. Положил. Другой вытащил. Покрутил. Положил. А, – говорю, – задача то в том, чтобы взять вот за одну бусинку. И вытащить целиком… Вот всё… Это ожерелье. Поэтому, – говорю, – любой человек, который знает, может быть, и меньше… Но зато системно и… Системно их может выстроить… Эти факты… Он явно оказывается сильнее тебя. И ты проигрываешь на этом фоне». Ну, это вещь сложная. Это я ещё одному своему студенту рассказывал. Вот именно это. Потому что тоже человек с феноменальной памятью. Но сопоставить два факта он не может. То есть он помнит всё, что он когда-либо читал. Но взять несколько фактов и из них выстроить какую-то связную картинку… Ну, во всяком случае, на первом курсе. Он не мог. А вот когда он на четвертом, мне выдал абсолютно, такой вот, связный рассказ… Я ему говорю: «Ну, наконец-то я слышу студента». «А чё, – говорит, – было не так?». Я говорю: «На первом курсе-то? Жуть была». «А, – говорит, – ну, на первом курсе мне самому, – говорит, – страшно, что я тогда нёс».

Фрагмент 2

С.П.: Я пошел в школу 1-го сентября 1961-го года. Да. Накануне своего восьмилетия. Потому что бабушка почему- то решила, что я очень ослабленный ребенок. И мне ни в коем случае в 7 лет нельзя идти в школу. Как бы чего не вышло. Ну вот. Я пошел в первую школу. Первая школа находилась в Запрудах, напротив нашего дома. Но надо было просто перейти улицу Октябрьской революции и Запрудский парк. И там стояли три школьных здания. Одно здание… Слева… Это… Школа 27. То есть школа для детей с задержкой развития. Как сказали бы сейчас. Справа… Это школа для глухих детей. А в центре, вот, наша первая школа. Обычная городская школа. Но к тому времени началось расширение 27 школы… И переселение нашей школы в новое здание в Городищах. Вот там, где оно сейчас… Где она сейчас и находится. Но! К тому времени часть классов из 27 школы уже ввели в здание 1-й школы. И поэтому так получилось… Что вот первый и второй классы я учился вместе с детьми вот из этой школы для детей с задержкой умственного развития. Нам давали возможность даже увидеть. Чем мы отличаемся от них. Это было очень тяжелое, вообще говоря, зрелище. Потому что некоторых ребят оттуда все-таки пытались посадить в обычную школу. И всегда это было совершенно безуспешно. Потому что дети… Действительно даже самые лучшие дети там… Ничего не могли освоить в обычной школе. Это страшно совершенно смотрелось. Это одно. С другой стороны, Первое сентября 1961-го года запомнилось мне тем, что меня впервые заставили соврать. Учительница… Спросила кто кем хочет быть. И что-то выстроила вопрос так, что надо было ответить, что я хочу быть космонавтом. Я не хотел быть космонавтом. Ну, совершенно. И тогда она задала этот вопрос всем. И сказала, что «вы все должны сказать: «Да, я хочу!». Надо сказать, что эта тетенька была первой пионеркой города Коломны. Отсюда, вероятно, это ее горячее желание всех обратить в космонавты. В результате мы все подняли руки. И я в том числе. Глядя на всех. Ну, все поднимают – мне-то чего делать. То есть я попробовал не поднять. Но она так на меня глянула… Что мне больше ничего не оставалось. Тем более, что я понимал, что эта учительница, которая учила еще моего папу… И у других так же было… Наших родителей она учила. И вот этот осадок того, что «а меня заставили», «а меня вынудили». А я соврал. Не для того, чтобы что- то там спасти. В себе. А для того, чтобы… А потому что меня именно заставили соврать. Вот этот осадок до сих пор таким нехорошим зверьком в душе иногда шевелится. Неприятно… Так же, как было неприятно, когда она била ребят палкой. Ну, метром обычным. Или указкой. Ну чё ей под руку попадёт. Она это делала запросто. Даже иногда она лупила не по голове. А лупила… Ну, тогда уже со всей силы… Лупила по парте. Раздавался такой дикий… Звук. Очень сильный. Звук, от которого я всегда вздрагивал. И где-то к концу второго класса я просто маме сказал, что я ее очень боюсь, и хочу учиться у какой-нибудь другой учительницы. Что мама тут же и сделала. Ну, мотивируя тем, что она работает в новом здании. И ей удобнее будет за мной следить там. Поэтому я ушел к другой учительнице. Там всё было нормально, естественно. Никто никого не бил. Никаких там щелчков об парту не было. Ну и в результате можно было жить совершенно спокойно. Так вот до 10-го класса и прожил. Нет, дрались, конечно. Ещё как дрались…

И.С.: Но не с учителями.

С.П: Да. Но не с учителями. Нет, была там одна учительница физкультуры. Которая пинками лупила. Но это особый случай. Она хоть не одного кого-то выбрала. Она всех подряд… Кого поймает, тех и лупила. Типа «вот, что вы тут сами, как вареные раки»… Ну такая вот. Ну, так началось… Началось мое школьное учение. Ну, а дальше там всякие истории. Типа того, как меня избирали в совет пионерского отряда. Там. Делали председателем этого отряда. Все было. Тоже. Это, так сказать, из песни не выкинешь. Но не потому, что я этого хотел или к этому стремился. Я очень хорошо помню. Мама однажды мне сказала: «Ты понимаешь, говорит… Директор сказал мне такую вещь… Что вообще- то надо бы избрать тебя председателем совета дружины. Школьной. Ну, вот нужно по каким- то там данным избрать одну девочку». Я маме сказал: «Ну, и что?» А она говорит: «Ну вот он просит извиниться перед тобой. Директор». Я говорю: «А чё, собственно. Пускай избирают. Мне-то что». Она была, наверное, очень удивлена. Как и многие другие тоже. А для меня это было совершенно непонятно. А чё здесь такого. Что здесь, собственно, в этой должности? Ну, будет она председателем совета дружины. Ну и чего. Ну, лишний раз, там, пройдется со знаменем дружины. Ну, она, не я. Ну и чё». И вот как-то совершенно спокойно относился к таким вещам. Вообще никогда не стремился к начальственным должностям. Ни в юности, ни в молодости, ни в старости. Никогда. Не интересно. Просто не интересно. И когда говорили… Почему вот карьера так сложилась… А я говорю: «А она никак не сложилась: я ее не делал… никогда». То есть я делал то, что я умею и то, как умею. И то, что там нет наград… Ну это же смешно, когда меня выпроваживают, так сказать, на пенсию… Спрашивают: «А почему у вас нет наград?» Я говорю: «Я не знаю, почему вы меня не награждали». – «Так вы должны были сказать во столько-то, во столько-то, во столько-то лет, что у вас вот юбилей. И что вас надо наградить». Я говорю: «Еще чего! Вы что, смеетесь что ли?. Чтобы я стал просить себе награду. Выпрашивать награду! А потом стыдобища такая! С этой выпрошенной наградой… и чего- то надо делать? Да Господь с вами! Не нужно это совершенно», – «Ну, а как вот? Тогда бы вы были ветераном труда. А так вы не будете ветераном труда». Я говорю: «Ну, тут уж я ничем вам помочь не могу. Ну, значит, не буду».

И.С.: Ладно, хорошо, спасибо